ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO




В МИРЕ  В МОСКВЕ В РОССИИ  В ПИТЕРЕ  В ИНТЕРНЕТЕ  ПЕРИОДИКА  ТЕКСТЫ  НАВИГАТОР АРТ ЛОНДОН - РЕПОРТАЖИ ЕЛЕНЫ ЗАЙЦЕВОЙ АРТИКУЛЯЦИЯ С ДМИТРИЕМ БАРАБАНОВЫМ АРТ ФОН С ОКСАНОЙ САРКИСЯН МОЛОЧНИКОВ ИЗ БЕРЛИНА ВЕНСКИЕ ЗАМЕТКИ ЛЕНЫ ЛАПШИНОЙ SUPREMUS - ЦЮРИХ  ОРГАНАЙЗЕР  ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ФОТОРЕПОРТАЖИ АУДИОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ

Междисциплинарный проект "Капитализм как религия?"
Искусство и теория критики.

9 апреля 2008, 14.00.  ГЦСИ

Александр Иванов. Религия-2: понятие религии повседневной жизни у Маркса

В так называемом «Грундриссе» (1857, первый набросок «Капитала») Маркс ввел понятие «религии повседневной жизни» и связал его с тем содержанием, которое известно по главе из первого тома «Капитала» о товарном фетишизме.  

«Капитал» относится к такого рода произведениям, в котором важное значение имеет понятие формы. Это старомодное понятие у Маркса, которое объединяет его со всей философской традицией от Платона и Аристотеля до Канта и Гегеля. У Маркса часто встречаются понятия товарной формы, социальной формы, эквивалентной формы, натуральной формы и т.д. Понятие формы в «Капитале» и «Грундриссе» используется Марксом в качестве инструмента трансцендентального анализа, но в весьма необычном смысле. С одной стороны, Маркс через понятие формы  обозначает то, что можно назвать смысловой, логической последовательностью описываемых явлений, в отличие от их «эмпирической» (историцистской) последовательности. И в этом смысле понятие формы задается им точно так же, как, например, Аристотель задает понятие фабулы в своей «Поэтике», противопоставляя с его помощью поэтическое и историческое описания событий.  

То есть у Маркса форма (целое) – это условие возможности понимания единичных фактов. Целое представляет у него секуляризированную форму мышления как мышления истины, истинного «положения дел».    

С другой стороны, действительность капиталистического способа производства, с которой имеет дело Маркс, это не та действительность, с которой имел дело, например, Аристотель. Если для последнего действительность показывает сама себя и через самопоказывание обнаруживает собственную истинность, то для Маркса капиталистическая действительность никогда не показывает себя в своем истинном смысле. Напротив, само явление этой действительности таково, что оно закрывает от наблюдателя свою подлинную – «формальную» - структуру. В основе этого «сокрытия истины» лежит сама природа товара как иррационального предмета. Иррациональность в случае с товаром нужно понимать в строго математическом смысле – так, как в математике понимаются  «иррациональные числа». По Марксу, товар – это принципиально дуалистическая реальность. Одна сторона товара – это его натуральная форма (потребительная стоимость), другая – социальная форма ( меновая стоимость). Если первая характеризуется своими качественными, чувственными, пространственными параметрами, то вторая – количественными, сверхчувственными, временными. Обе эти стороны, таким образом, несоизмеримы и поэтому образуемая данной несоизмеримостью «вещь» - товар – является  иррациональной величиной.  Иррациональность понимается Марксом, таким образом, не как «ложное сознание» ( так он понимал ее в ранних работах, например, в «Немецкой идеологии»), а как, во-первых, характеристика самой капиталистической действительности, а во-вторых, как имманентный ей способ самоописания, называемый им «вульгарным». Поэтому «религия повседневной жизни» - это не религия в смысле веры в сверхъестественное, в трансцендентное, а имманентная самому товарному капитализму иррациональность товарного тела и соответствующая этой иррациональности вульгарная форма экономической и социологической рефлексии, выраженная, в частности, в так называемой «вульгарной политэкономии».   

Вульгарная путаница в различении идеи и вещи, эта «объективная иллюзия», свойственная капиталу и его самоописанию, например, в работах Прудона, и подводит Маркса к изобретению понятия «религия повседневной жизни». Последняя не просто существует параллельно традиционной религии с ее институтами, но и агрессивно вытесняет ее на обочину общественного сознания. На поверхности социальной жизни этот процесс выглядит как, с одной стороны, секуляризация и вымывание из сознания всего трансцендентного, а с другой – как интенсивная иррационализация повседневной жизни и способов ее самоописания. Это и есть вторая, имманентная товарному капитализму религия, РЕЛИГИЯ-2. 

Итак, Маркс в «Капитале» предлагает понимать религию не как «ложное сознание» (так – на фейербаховский манер – он понимал ее в ранних текстах), а как имманентную капитализму объективную форму опыта, находящуюся по ту сторону теоретически понимаемой оппозиции «ложь / истина». Это сближает, как мне кажется, Марксову перспективу понимания массовой культуры капитализма («повседневной жизни») с Хайдеггеровской, какой она предстает в §§ 35 – 38 «Бытия и времени» («Толки», «Любопытство», «Двусмысленность», «Падение и брошенность»).

<Вопросы. 

Анатолий Осмоловский:  Разве произведение искусства может создавать фетишиские желания? Их создает общество. Второе. Ты говорил, что классическое искусство направлено на созерцание, а левое искусство – на общение. Чем отличается созерцание и общение? Можно ли их различать? 

А. Иванов: Это слишком радикально для меня. Маркс критикует созерцательную позицию. Абсолютизация общения, труда у Маркса не позволяет мыслить идеальные состояния (состояния счастья от переживания произведения искусства). Для Маркса они представляются фетишизированными. Внутренне полемизируя с Марксом, я отдаю себе отчет, что без нахождения способа распредмечивания, мы не придем к возможной форме созерцательного отношения к искусству.  

Дмитрий Гутов: Концепция стройная, но не имеет никакого отношения к реальности. Маркс относится отрицательно к созерцанию? Что такое Маркс, как не теоретическое созерцание в его наиболее рафинированной форме. Не мог бы ты поподробнее сказать о враждебности созерцанию у Маркса. И насчет эстетического наслаждения сказана знаменитая фраза, сказано, что искусство продолжает давать нам эстетическое наслаждение – это самый цитируемый кусок в «Грюндриссе». 

А. Иванов: Речь идет о некоторой установкой Маркса, которую я вслед за Беньямином могу назвать аллегорической установкой. У Беньямина есть фрагмент, где он описывает как Бодлер чувствовал себя бездомным в Париже из-за специфичного отношения к предметному вещному миру. Т.е. Бодлер чувствовал (со слов Беньямина), что любое прикосновение к вещи является определенным актом насилия. То есть, он взыскует всего нового и новейшего, а с другой стороны, как только оно появляется, оно мгновенно превращается в прошлое. Это нервное отношение ко времени и фиксация на настоящем, которое представляется прошлым, Беньямин называет аллегорической установкой. Целиком этот способ представления перенести на Маркса сложно, но она распространяется на модель критики иного понимания созерцательности. Основная проблема заключается в том, что Маркс, как и Бодлер, стремится смотреть на вещи в двойной ипостаси, в ипостаси социальной и природной формы. История для Маркса возможна как искусственная, как произведенная, но не как натуральная. Это неразличимый конфликт у Маркса. Эстетика на этой установке невозможна. Возможна новая антропология. 

Алексей Пензин: Для Маркса фундаментальной категорией является отношение. Он капитал и определяет как отношение. Для него форма вещи – объективное явление, она обладает собственной необходимостью. Но она производна от того отношения, которым является капитал. Для Маркса, мне кажется, отношения более фундаментальная категория, чем форма.  

А. Иванов: Наверное. Но я думаю, что нам делать с этим специфическим трансцендентализмом у Маркса? Например, Маркс подразумевает под свободой сам акт освобождения. Мне кажется, что понятие формы для него является наиболее важным.

TopList

© 1994-2020 ARTINFO
дизайн ARTINFO
размещение ARTINFO