ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO В МИРЕ В МОСКВЕ В РОССИИ В ПИТЕРЕ В ИНТЕРНЕТЕ ТЕКСТЫ НАВИГАТОР ОРГАНАЙЗЕР ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ПЕРИОДИКА ФОТОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ органайзер ковалева андрея #4 /1 ноября Андрей Ковалев. ПЕПЕЛ ПЕРЕСТРОЙКИ СТУЧИТ В МОЕ СЕРДЦЕ В Музее личных коллекций открылась выставка знаменитого Гриши Брускина "Всюду жизнь". http://www.vremyamn.ru/cgi-bin/2000/189/7/4 Подзаголовок "фарфорового проекта", который родился в соавторстве с мастерами Ломоносовского и Дулевского фарфоровых заводов, — "Сервиз для духовной пищи". Зритель увидит своего рода полное собрание сочинений известного художника, исполненное в фарфоре. А именно: "Азбуку", которая начинается с набоковского эпиграфа к "Дару" — "Россия — наше отечество. Смерть — неизбежна", иллюстрированную прорисями из учебника по гражданской обороне. "Фундаментальный лексикон" — тот самый, за который заломили страшные деньги на Сотби, но премиленький, трехмерный и совсем не страшный. ПСС Гриши Брускина, составленный в фарфоре, выглядит гораздо более убедительно, нежели бы нам показали просто большую итоговую персональную выставку известного и заслуженного художника. Конечно, правильнее было назвать выставку не столь цинично — "Всюду жизнь", но — "Все в прошлом". О том, что советская цивилизация ушла, как Атлантида, на дно океана Истории, мы никому не расскажем, но люди, которые никогда не стояли на пионерских линейках и не дремали на комсомольских собраниях, стали уже довольно взрослыми и осмысленными индивидуальностями, со своей собственной историей. Для одних фактура, которую столь тщательно ситематизировал и каталогизировал Гриша Брускин, — вытесненные в подсознание воспоминания о былых травмах, для других — не более чем прикольные чудики из старых времен. И приходится все объяснять снова и снова. Начнем с того, что Гриша Брускин никогда не был ни концептуалистом, ни соцартистом. В семидесятых и начале восьмидесятых он принадлежал к левому МОСХу и оперировал исключительно с кухонной метафизикой и игрой с распадающимися символами и знаками, которыми тогда с большим энтузиазмом занимались Татьяна Назаренко и Наталья Нестерова. Особую пикантность индивидуальному стилю Брускина, правда, придавала избранная им еврейская тематика. Времена были такие, что даже умеренно-сюрреалистическая трактовка еврейских и талмудических сюжетов в условиях госюдофобии сильно мешала художнику достичь легального статуса. Тем не менее Союз художников был организацией негосударственной, где либералы героически раздвигали границы возможного и невозможного. Но незадача в том, что в СХ занимались Настоящим Искусством, концептуалисты во главе с Ильей Кабаковым и Андреем Монастырским в тот момент двигались совершенно в другом направлении — изучали границы высказывания, свойства художественного языка. Но, когда Брускин в начале восьмидесятых отказался от фатальной живописности и "символической образности", обязательной для художественных либералов семидесятых-восьмидесятых, и двинулся в сторону соцарта, его приняли как своего в среде нонконформистов. Соцарт — художественное явление семидесятых был не просто критикой общественных устоев, но критикой языков общества. А она требует гораздо большей отваги, нежели простое обличение пороков, и имеет универсальный характер. Аналитическая методология, разработанная Комаром и Меламидом, легко переориентируется на любую социальную фактуру. А вот каталоги и описи наличного имущества тоталитарного государства, которые Брускин с фанатизмом подвижника составлял в своих знаменитых "Лексиконах", как оказалось, имеют очень ограниченную сферу применения. Увы, они наглухо запечатаны в своем времени и непрозрачны для внешнего наблюдателя. И теперь, глядя на работы Брускина, почти невозможно выстроить историческую ретроспекцию и устроить психоаналитический экскурс в подсознание самих себя, живших несколько эпох назад. Поэтому к собранию сочинений Гриши Брускина требуется не меньший фактологический комментарий, чем к Ломоносову. Итак, к середине восьмидесятых общество разогрелось настолько, что слишком изощренный соцарт как продукт веселых и буйных семидесятых просто перестал работать, потребовались гораздо более тяжелые и незатейливые инструменты. Карфаген должен быть разрушен, но общество от фатальной неизбежности этого долгожданного деяния впало в мрачную истерику. А Гриша Брускин стал главным художником Перестройки — его картину купил с выставки на Каширке знаменитый Милош Форман, потом на аукционе Сотби в 1988 году его картина "Фундаментальный лексикон" была продана за фантастическую сумму — 300 тысяч фунтов. Откуда взялась эта немыслимая сумма и куда она делась, так до сих пор остается неясным. Но не в этом дело — Брускин стал мировой знаменитостью, переехал в США, сразу же попал в лучшую нью-йоркскую галерею — "Мальборо". И теперь, когда он победоносно вернулся в Москву, оказалось, что язык, на котором он говорит, не очень-то и понятен, и актуален. Нет, конечно, сюжеты из древней жизни и теперь вполне умопостигаемы, и всякий прохожий с Волхонки с большим удовольствием разъяснит несознательной молодежи, что же означает зэк с транспарантом "На свободу с чистой совестью". Но сама патетика Перестройки, которой оперирует Гриша Брускин, мощно вытеснена в далекие уголки общественного бессознательного. (На бытовом жаргоне хочется сказать: "Даже и вспоминать об этом не хочется".) В искусстве, как известно, важен не сам сюжет, но способ подхода к нему. И тут придется признать, что Перестройка — это время, которое оставило в сознании человека 2000 года гораздо более травматические воспоминания, чем баснословия брежневских времен, столь последовательно прописанные художником. Но Гриша Брускин, кажется, далек от всего этого. Эмиграция — своего рода рефрижератор, несколько исторических эпох, пережитых "оставантами", прошли мимо него. На самом деле основное занятие художника — не эротический массаж, но напоминание о плохом и неприятном. Только так травму и можно изжить. Так что прекрасная выставка прекрасного художника оказалась очень даже своевременной. И даже сама форма, то есть фарфор, материал, в котором европейская культура на протяжении столетий играла в тонкие игры перехода границы от хорошего тона к дурному вкусу, также оказался очень даже к месту. За это и спасибо художнику Брускину. e-mail: Aндрей Ковалев © 1991-2014 ARTINFO дизайн ARTINFO размещение ARTINFO
ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO В МИРЕ В МОСКВЕ В РОССИИ В ПИТЕРЕ В ИНТЕРНЕТЕ ТЕКСТЫ НАВИГАТОР ОРГАНАЙЗЕР ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ПЕРИОДИКА ФОТОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ
органайзер ковалева андрея #4 /1 ноября
Андрей Ковалев. ПЕПЕЛ ПЕРЕСТРОЙКИ СТУЧИТ В МОЕ СЕРДЦЕ
В Музее личных коллекций открылась выставка знаменитого Гриши Брускина "Всюду жизнь".
http://www.vremyamn.ru/cgi-bin/2000/189/7/4
Подзаголовок "фарфорового проекта", который родился в соавторстве с мастерами Ломоносовского и Дулевского фарфоровых заводов, — "Сервиз для духовной пищи". Зритель увидит своего рода полное собрание сочинений известного художника, исполненное в фарфоре. А именно: "Азбуку", которая начинается с набоковского эпиграфа к "Дару" — "Россия — наше отечество. Смерть — неизбежна", иллюстрированную прорисями из учебника по гражданской обороне. "Фундаментальный лексикон" — тот самый, за который заломили страшные деньги на Сотби, но премиленький, трехмерный и совсем не страшный.
ПСС Гриши Брускина, составленный в фарфоре, выглядит гораздо более убедительно, нежели бы нам показали просто большую итоговую персональную выставку известного и заслуженного художника. Конечно, правильнее было назвать выставку не столь цинично — "Всюду жизнь", но — "Все в прошлом". О том, что советская цивилизация ушла, как Атлантида, на дно океана Истории, мы никому не расскажем, но люди, которые никогда не стояли на пионерских линейках и не дремали на комсомольских собраниях, стали уже довольно взрослыми и осмысленными индивидуальностями, со своей собственной историей. Для одних фактура, которую столь тщательно ситематизировал и каталогизировал Гриша Брускин, — вытесненные в подсознание воспоминания о былых травмах, для других — не более чем прикольные чудики из старых времен. И приходится все объяснять снова и снова.
Начнем с того, что Гриша Брускин никогда не был ни концептуалистом, ни соцартистом. В семидесятых и начале восьмидесятых он принадлежал к левому МОСХу и оперировал исключительно с кухонной метафизикой и игрой с распадающимися символами и знаками, которыми тогда с большим энтузиазмом занимались Татьяна Назаренко и Наталья Нестерова. Особую пикантность индивидуальному стилю Брускина, правда, придавала избранная им еврейская тематика.
Времена были такие, что даже умеренно-сюрреалистическая трактовка еврейских и талмудических сюжетов в условиях госюдофобии сильно мешала художнику достичь легального статуса. Тем не менее Союз художников был организацией негосударственной, где либералы героически раздвигали границы возможного и невозможного. Но незадача в том, что в СХ занимались Настоящим Искусством, концептуалисты во главе с Ильей Кабаковым и Андреем Монастырским в тот момент двигались совершенно в другом направлении — изучали границы высказывания, свойства художественного языка. Но, когда Брускин в начале восьмидесятых отказался от фатальной живописности и "символической образности", обязательной для художественных либералов семидесятых-восьмидесятых, и двинулся в сторону соцарта, его приняли как своего в среде нонконформистов.
Соцарт — художественное явление семидесятых был не просто критикой общественных устоев, но критикой языков общества. А она требует гораздо большей отваги, нежели простое обличение пороков, и имеет универсальный характер. Аналитическая методология, разработанная Комаром и Меламидом, легко переориентируется на любую социальную фактуру. А вот каталоги и описи наличного имущества тоталитарного государства, которые Брускин с фанатизмом подвижника составлял в своих знаменитых "Лексиконах", как оказалось, имеют очень ограниченную сферу применения. Увы, они наглухо запечатаны в своем времени и непрозрачны для внешнего наблюдателя. И теперь, глядя на работы Брускина, почти невозможно выстроить историческую ретроспекцию и устроить психоаналитический экскурс в подсознание самих себя, живших несколько эпох назад. Поэтому к собранию сочинений Гриши Брускина требуется не меньший фактологический комментарий, чем к Ломоносову.
Итак, к середине восьмидесятых общество разогрелось настолько, что слишком изощренный соцарт как продукт веселых и буйных семидесятых просто перестал работать, потребовались гораздо более тяжелые и незатейливые инструменты. Карфаген должен быть разрушен, но общество от фатальной неизбежности этого долгожданного деяния впало в мрачную истерику. А Гриша Брускин стал главным художником Перестройки — его картину купил с выставки на Каширке знаменитый Милош Форман, потом на аукционе Сотби в 1988 году его картина "Фундаментальный лексикон" была продана за фантастическую сумму — 300 тысяч фунтов. Откуда взялась эта немыслимая сумма и куда она делась, так до сих пор остается неясным.
Но не в этом дело — Брускин стал мировой знаменитостью, переехал в США, сразу же попал в лучшую нью-йоркскую галерею — "Мальборо". И теперь, когда он победоносно вернулся в Москву, оказалось, что язык, на котором он говорит, не очень-то и понятен, и актуален. Нет, конечно, сюжеты из древней жизни и теперь вполне умопостигаемы, и всякий прохожий с Волхонки с большим удовольствием разъяснит несознательной молодежи, что же означает зэк с транспарантом "На свободу с чистой совестью". Но сама патетика Перестройки, которой оперирует Гриша Брускин, мощно вытеснена в далекие уголки общественного бессознательного. (На бытовом жаргоне хочется сказать: "Даже и вспоминать об этом не хочется".) В искусстве, как известно, важен не сам сюжет, но способ подхода к нему. И тут придется признать, что Перестройка — это время, которое оставило в сознании человека 2000 года гораздо более травматические воспоминания, чем баснословия брежневских времен, столь последовательно прописанные художником.
Но Гриша Брускин, кажется, далек от всего этого. Эмиграция — своего рода рефрижератор, несколько исторических эпох, пережитых "оставантами", прошли мимо него. На самом деле основное занятие художника — не эротический массаж, но напоминание о плохом и неприятном. Только так травму и можно изжить. Так что прекрасная выставка прекрасного художника оказалась очень даже своевременной. И даже сама форма, то есть фарфор, материал, в котором европейская культура на протяжении столетий играла в тонкие игры перехода границы от хорошего тона к дурному вкусу, также оказался очень даже к месту. За это и спасибо художнику Брускину.
e-mail: Aндрей Ковалев
© 1991-2014 ARTINFO дизайн ARTINFO размещение ARTINFO
