ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO


  В МИРЕ  В МОСКВЕ В РОССИИ  В ПИТЕРЕ  В ИНТЕРНЕТЕ  ПЕРИОДИКА  ТЕКСТЫ  НАВИГАТОР АРТ ЛОНДОН - РЕПОРТАЖИ ЕЛЕНЫ ЗАЙЦЕВОЙ АРТИКУЛЯЦИЯ С ДМИТРИЕМ БАРАБАНОВЫМ АРТ ФОН С ОКСАНОЙ САРКИСЯН МОЛОЧНИКОВ ИЗ БЕРЛИНА ВЕНСКИЕ ЗАМЕТКИ ЛЕНЫ ЛАПШИНОЙ SUPREMUS - ЦЮРИХ  ОРГАНАЙЗЕР  ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ФОТОРЕПОРТАЖИ АУДИОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ

"Синий диван
Редактор Елена Петровская. Институт философии РАН>

«Синий диван» выходит c 2002 года. Темы журнала - современная философия, современное искусство, кинематограф и масс-медиа, проблемы визуальности - и другие.

Синий диван #20. Что такое насилие в современном мире? Какую роль играет оно сегодня, когда мы узнаем о нем прежде всего через СМИ? Авторы выпуска с разных сторон исследуют этот вопрос. Часть текстов посвящена снаффу – такой разновидности кинематографа, которая предполагает передачу реального насилия или настолько высокую степень жестокости самого изображения, что вопрос о его реалистичности оказывается несущественным.
Обсуждается статус насилия в жанровом и документальном кино, литературе и живописи, а также в контексте происходящих ныне цивилизационных изменений и связанных с ними угроз, исходящих от исламских экстремистов. Несмотря на разные подходы к пониманию самого насилия, авторы выпуска, похоже, едины в одном: их интересует не насилие «как таковое», а его неразрывная связь с современными медиа.

От редактора

Современный мир полнится насилием. Мы настолько к этому привыкли, что вряд ли какие-либо новые сообщения о творимых бесчинствах способны вывести нас из равновесия, а вернее, из того состояния «чувственной анестезии», по выражению С. Бак-Морс, в котором человечество благополучно пребывает со второй половины XIX века. Мы привыкли не только к повсеместности насилия, но уже и к разговорам о том, почему мы столь бесчувственны. И, конечно, большую роль играет в этом тот способ, каким мы соприкасаемся с насилием, а это, как правило, происходит через СМИ.
Этот круг проблем и становится центральным для авторов настоящего выпуска. Сначала мне хотелось сосредоточиться исключительно на снаффе – на такой форме визуального материала, который предположительно показывает нам сцены насилия в реальном времени. Слово «предположительно» здесь, пожалуй, ключевое, поскольку воздействие снаффа обусловлено верой в его документальность: если мы думаем, что перед нами еще одна игровая (постановочная) лента, тогда восприятие настраивается на конвенцию жанра. Но снафф как будто брутально разрушает все конвенции, показывая то, во что невозможно поверить и в то же время от чего испытываешь особую завораживающую жуть. Если, повторяю, допустить, что так и было на самом деле. Впрочем, кто сомневается в подлинности казней заложников радикальными исламистами, видео которых еще недавно можно было посмотреть в Сети?
Итак, что такое снафф? И почему представители враждебного мировоззрения, готовые отстаивать свои убеждения до самого кровавого конца, в своем обращении к Западу используют его же технологии изготовления изображения? Что вообще значит обращение к техническим средствам постановки камеры, освещения, монтажа и проч., когда речь идет о демонстрации реального насилия? Зачем заботиться о вещах, казалось бы, второстепенных? Каждый из авторов первого раздела, посвященного снаффу, так или иначе предлагает читателю свои ответы, высказывая при этом собственное понимание этой уникальной комбинации насилия и изображения. Снафф увязывается с лакановским Реальным (А. Горных), с невозможной длительностью смерти (О. Аронсон), с географией и ее невыразимой подосновой (Э. Надточий), наконец, с самим неотделимым от акта смерти опосредованием, каковым и выступает набор заимствованных технических приемов (С. Зотов, А. Мороз).
Однако тема насилия получает в номере и более широкое истолкование. Так, отдельного внимания заслуживает насилие кинематографическое, которое сегодня становится квинтэссенцией различных форм насилия, известных современным обществам, а потому может вполне претендовать на онтологический статус (В. Подорога, а также примеры-разборы С. Огудова и Д. Ларионова). При этом совершенно особое место занимает здесь такая тема, как кино и война, вернее, само понимание того, что мы привыкли считать и называть документом. Как изготовляется кинохроника террора или массового уничтожения? Какую роль играет в этом внешняя и внутренняя цензура? На эти вопросы каждый по своему отвечают Н. Друбек и А. Шемякин.
Наиболее опосредованным является насилие в литературе. И все-таки приходится признать: даже XIX век с его мощными литературными конвенциями явно сталкивается с ограниченностью своих изобразительных возможностей (Т. Венедиктова о «Моби Дике»). Это продолжается в веке двадцатом, когда риторический прием подкрепляется рефлексией, в том числе и над внелитературным – травматическим, военным – опытом самой литературы (С. Зенкин, К. Корчагин).
О насилии, его политическом и цивилизационном измерении размышляет Ж.-Л. Нанси. Его мыслям вторят наблюдения и обобщения А. Неделя об «Исламском государстве», организации, деятельность которой запрещена на территории РФ.
Но насилие можно мыслить позитивно. Такую возможность содержит в себе философия имманентизма – только в этом случае само понятие насилия должно быть выведено за пределы «человеческого» (А. Володина).
Хочу подчеркнуть: особенность настоящего выпуска в том, что в центре внимания авторов – не насилие «как таковое», а его неразрывная связь с современными масс-медиа. Надеюсь, что читатель сумеет использовать предлагаемые тексты как путеводную нить в своих собственных размышлениях о насилии и способах его представления в сегодняшнем мире.

Елена Петровская.

Содержание

I

Андрей Горных. Реальность снаффа
Олег Аронсон. Bolito: популярная механика
Эдуард Надточий. Хора, снафф, темные территории (тезисы)
Сергей Зотов, Александра Мороз. Неповторимый почерк эпохи: технологические особенности снаффа «Исламского государства»

II

Письмо Жан-Люка Нанси
Ислам, образы смерти и политика. Беседа Елены Петровской с Аркадием Неделем

III

Валерий Подорога. Скрытое и разрушенное. Насилие в современном кинематографе (подходы к теме)
Сергей Огудов. Насилие как форма критики повествования в фильме «Слон» Алана Кларка / Гаса Ван Сента
Денис Ларионов. Субъект и тревога: кинематограф Михаэля Ханеке
Александра Володина. Мысль – это насилие. Делёзианский взгляд на искусство

IV

Татьяна Венедиктова. Погибельный триумф: иероглиф фронтира
Сергей Зенкин. Образ, рассказ и смерть (Жорж Батай)
Кирилл Корчагин. Супертело войны: Ярослав Могутин и Первая чеченская кампания

V

Наташа Друбек. Vernichtungslager Майданек (1944): фильмы о «фабрике смерти», или От лагеря уничтожения к лагерю Ничто
Андрей Шемякин. Террор в кино и наяву.


Синий диван #18. 18-й номер «Синего дивана» исследует весьма актуальный вопрос: можно ли философствовать по-другому и если да, то какими средствами? Читателю предлагается подойти к этой проблеме с разных сторон. Во-первых, русскоязычная аудитория, пожалуй впервые, получит возможность ознакомиться с элементами доктрины «нефилософии» современного французского мыслителя Франсуа Ларюэля. Его представляют такие специалисты и сподвижники, как Л. Гоготишвили и С. Хоружий.
Во-вторых, предлагается посмотреть на вопрос с точки зрения иных культурных практик как возможных инструментов философии. Здесь огромную роль играют литература и искусство, но также и математика, которая издавна была привычным «расширением» философии. Данные темы проходят сквозной нитью через все разделы номера без исключения. Наконец, читатель сможет ближе познакомиться и с оригинальной – бессубъектной – интерпретацией техники, представленной фрагментом из работы Жильбера Симондона.

Синий диван #17. Протест.

Синий диван #16.  Этика. Этика определяется нашей изначальной связью с другим или другими, которые всегда нас превосходят и опережают. Этот посыл – опережающего присутствия другого – имеет самые серьезные последствия. Он заставляет сменить онтологию на этику, метафизику – на разновидность деконструкции. Признание приоритета другого/ других приводит к тому, что на первый план выступает то, что, отталкиваясь от текста Дж. Батлер, открывающего номер, я бы назвала соотносительностью. Мы всегда уже вовлечены в систему отношений с другими и должны давать им отчет. Из этого возникают как повествовательные очертания самости (самость – это реакция на запрос, идущий от другого), так и представление о том, что самость (субъективность) формируется лишь на втором – ответном – шаге>

15 номер. Вампиры.


14 номер. Предлагаемая <в 14-м номере "Синего дивана"> подборка текстов посвящена теории и практике медиа. В ней воспроизводятся материалы международной конференции, проходившей в Москве в мае 2006 г. и инициированной журналом «Синий диван». В ее проведении журналу была оказана помощь со стороны Российского института культурологии, Института философии РАН и Российского государственного гуманитарного университета, на площадках которого и происходило данное событие. Фредрик Джеймисон, Валерий Подорога, Олег Аронсон, Олег Генисаретский, Елена Петровская, Михаил Рыклин, Сьюзан Бак-Морс и другие>


13 номер. Номер, предлагаемый читателю, по-немецки называют «Festschrift», что буквально означает «юбилейный сборник». Действительно, нынешней подборкой материалов мы приносим дань уважения Михаилу Рыклину, справившему в начале 2008 года свой шестидесятилетний юбилей. Я думаю, что корпус текстов – лишь на первый взгляд довольно разнородных – отражает широкий круг интересов самого юбиляра, а также его темперамент, профессиональный и гражданский. Если бы пришлось обозначить сквозную тему, я использовала бы, наверное, несколько неловкий термин «социальность». (Другой возможный вариант – «философия культуры», и именно так определяется научная специализация Рыклина в одной из ему посвященных статей, только в этом сочетании отсутствует тот критический подтекст, без которого анализ явлений культуры вообще не представляется возможным.)


12 номер. ...сквозной темой основного блока материалов выступает власть. Помимо «суверенной», устанавливающей закон, есть власть того, что Мишель Фуко определял в терминах диспозитива: власть-в-действии (В. Подорога) или способ производства субъективности, заключающий в себе возможность контрвласти (А. Негри). Пристальный анализ Карла Шмитта позволяет сформулировать понятие власти как среды: это не только феномен «кулуаров» власти, но и такое возрастание используемых ею технических средств, когда их эффекты выходят из-под контроля человека (А. Филиппов). Только одна разновидность суверенной власти, похоже, не связана с неизбежным для человека социальным договором: это власть «внутреннего опыта», суверенность того, кто ничему не служит, согласно Жоржу Батаю (О. Тимофеева).
Читатель волен искать переклички с этими размышлениями в других представленных его вниманию материалах. Это акцент на политизации внешне сугубо формальных поисков позднего А. Родченко (М. Тупицына), выделение знаков имперскости как попытка «деконструировать» стиль социалистического реализма (Ю. Лидерман), обнаружение утопического потенциала в литературном высказывании фантасмагорического толка (Б. Куприянов). Можно высказать предположение, что недавний исторический опыт для нас овеян призраком империи. Что касается самих призраков и их «промежуточного» положения по отношению к устойчивым категориям бытия, то этому посвящается отдельное исследование (Н. Сосна). Повторю, однако, что поиск аналогий и/или общих проблемных узлов – дело свободного выбора.


10-11 сдвоенный номер.
Cдвоенный выпуск журнала посвящен «философским» животным. Не могу не отметить популярность этой темы среди тех, кто откликнулся на приглашение исследовать проблему с разных сторон: если прежде первый текстовый блок и был тематическим (с возможными, но не обязательными отголосками в прочих разделах), то корпус материалов, составивших 10-й и 11-й выпуски, практически полностью выстроен вокруг «зверей» и «животных». Чем это можно объяснить? По-видимому, здесь, в этой пограничной зоне, располагаются многие скрытые предпосылки – если не сказать болевые точки – достигнутого культурой универсального языка понимания. Животное – не только привычная метафора докультурного состояния, но и то, что указывает на границу самой субъективности. Что будет с придворными, если шут даст собаке пинка? (Гипотетическая ситуация, смоделированная по картине Веласкеса «Менины».) Вернее, что будет со всей системой властных и познавательных практик? И вообще, какую роль в ней играет вытесняемое – дикость, неразумие, инстинкт? В этом смысле можно говорить о животном как о процедуре исключения, в том числе и применительно к «я», благодаря чему воцаряется мир и порядок.
Но уже этологи понимали, что животное отличает открытость. Философы будут интерпретировать это как такую принадлежность миру, в которой записана полнота – и даже бесконечность – опыта дорефлексивной жизни. Или, если следовать другой традиции, как способ мыслить аффект. Не секрет, что с давних пор животное служило метафорой самого политического. Как понять функционирование такого сложного устройства, как «политическое тело», body politic? Без Левиафана, этого мифического животного – наполовину сухопутного, наполовину морского, даже новейшей политической теории не обойтись. Но этого мало. Животное не просто объясняет причину и характер государства. Оно образует элемент древнейшей космогонии, встречаясь в этом качестве у народов разного происхождения. Именно поэтому его можно прочитать как конструктивный элемент, а именно жанр, будто то басня или философский диалог.
Животное – это и старейший образ утопии. В сочинениях древних греков рыба, прожарившись до ожидаемой кондиции, сама летит голодному в рот, но и в советское время, переместившись в детскую литературу, утопия – образ потерянного рая – отлита в животные формы. Как нетрудно догадаться, животные располагают к разным типам анализа. Среди них можно выделить анализ философский, формальный, культурологический. Этот последний позволяет последовательно выявить характеристики животного как базовой мифологемы: двойственность отношения к сакральным животным (собака), пути и перепутья зверей воображаемых (единорог). Необходимо признать, наконец, что животное – в основном в контексте биополитическом – оказывается инструментом анализа как старых, так и новейших текстов отечественной культуры.
Таков далеко не полный перечень общекультурных и теоретических функций животного. Тем не менее знаменательно то, что сегодня о животном рассуждают все чаще и чаще. Видимо, этим словом и/или понятием покрывается этос как этика, как то, что дает возможность по-новому сформулировать проблему природы и культуры, характера самого знания, человеческого и его границ.
В настоящий номер включена беседа с Филиппом Лаку-Лабартом, автором оригинальной версии философской деконструкции. Этого удивительного человека не стало в январе 2007 года. Его интересы всегда были крайне разнообразны: театр, музыка, политика, поэзия. В разговоре, состоявшемся более десяти лет назад, проявилась еще одна страсть – к Марксу и марксизму. Думается, что эти размышления как никогда актуальны сегодня.
Хочу выразить свою признательность тем, кто помог в работе над выпуском, в первую очередь Дмитрию Торшилову, Эдуарду Надточию и Алексею Гарадже. И, конечно, моим близким, продолжающим верить в проект.
Елена Петровская

9 выпуск "Синего дивана". Редактор Елена Петровская. Институт "Русская антропологическая школа". Предисловие редактора>

"...то, что считалось самым человеческим в человеке, а именно мышление, отдается аффективной природе тела, письму (протописьму), оставленному тем "животным", признать тождество с которым невозможно, но в котором только и заключается метафизический исток. Такой ответ <...> выглядит достаточно неожиданным: метафизика не может быть закончена, поскольку она, - нечеловеческое предприятие, или, если угодно, произведение"
О. Аронсон о В.Подороге. СД 9, с. 219.

8 выпуск.

TopList

© 1994-2020 ARTINFO
дизайн ARTINFO
размещение ARTINFO